Юрий Иванов-Милюхин - Абреки Шамиля [СИ]
— Значит, в революцию дворян перебили не всех, осталась работа и для нас, — радостно гагакнул гражданин в армейских штанах.
— И этот подлец еще смеет свысока разговаривать с нашим товарищем, одетым в простенькое платье гражданки республики, — тот, которого назвали Одилоном, ткнул пальцем в покрывшуюся краской возмущения спутницу Буало. — Товарищи, пора призвать его к ответу и поставить на то место, которого он заслуживает.
Кавалер попытался было снова оправдаться, чем еще больше подлил масла в огонь. Видимо на краю Республики, рядом с хамоватой Германией, здешнее население переняло и грубые качества немцев, не слишком отягощенных культурой поведения.
— Повторяю, господа, ни к каким партиям я не принадлежу, мне одинаково претят что имперские амбиции, что грубые замашки республиканцев, — крикнул он. — Граждане…
Но было уже поздно, четверо республиканцев словно дожидались того момента, когда он попытается произнести хоть одно обидное слово в их адрес. Они сплотились в единый монолит и приготовились к нападению.
— Да он еще и обзывается, — как бы в оправдание к последовавшим за этим действиям визгливо воскликнул кто–то из них.
Буало едва увернулся от брошеной в него глиняной кружки с недопитым вином, следующим предметом оказался кулак, обтянутый шершавой кожей белой перчатки. Бывший офицер попал точно в переносицу, заставив кровь из ноздрей кавалера хлынуть потоком. Буало увидел, как этот мужчина в армейском кителе приготовился для очередного выпада вторым кулаком, пригнувшись, подсел под соперника и боднул его головой в живот. И тут–же пропустил еще несколько крепких тумаков от окруживших его республиканцев. Удары посыпались как из рога изобилия, кулаки застучали по бокам, по груди, по шее, кто–то старался сбить его с ног, настырно тыча грубыми каблуками по ботфортам. В один из моментов Буало почувствовал резкую боль в колене, видимо нанесенный прицельно удар достиг своего назначения. Чтобы не оказаться на полу, он напряг все силы и отпрыгнул от противников. Выхватив из ножен шпагу, выставил ее острием к нападавшим и закачал концом сверху вниз, не давая приближаться распалившимся республиканцам.
— Предупреждаю вас, граждане свободной Республики, еще один шаг и я проткну насквозь любого, кто посмеет ко мне прикоснуться, — усмиряя запальное дыхание, хрипло сказал он.
Мужчины отшатнулись было назад и через пару минут снова бросились окружать кавалера, их озверевшие лица не обещали ничего хорошего. Но здесь не выдержала девушка, стоявшая по другую сторону стола и поначалу спокойно наблюдавшая за дракой. Она вдруг выскочила перед нападавшими и раскинула руки в стороны:
— Господа, мне кажется, этот наглец свое получил, — перекрывая невообразимый гвалт в зале корчмы, звонко крикнула она. — Теперь предоставьте мне самой довести разговор с ним до конца.
— Товарищи, да она вместе с этим хлыщем, — ощерился тот, которого называли Мишелем. Шмыгнув крупным носом, он обратил грубое лицо к девушке. — Имперская шлюха, и этого предателя ты потащишь в свою постель?
— Это не ваше дело, — не зная, как поступать дальше, оторопела от нежданности защитница. — И какое вы имеете право обзывать меня шлюхой?
— А кто ты? Вон как сиськи растопырила, — загоготали вокруг.
— Раскормила, даже глухие застежки с шейным платком не помогают.
— И под платьем тоже ничего нет! — скорчил рожу бывший офицер. Он выхватил шпагу из ножен и ее концом поддел край подола. — Вот как, вся передница голая, до самого пупка.
— Поддайте ей под зад, чтобы не путалась под ногами, — рявкнул Одилон. — С этой стервой мы разберемся потом.
Девушка охнула, неловко присела на корточки, она беспомощно оглянулась на недавнего своего противника. Буало заскрипел зубами, подобные выходки толпы показались для него слишком жестокими. Он успел заметить, как один из нападавших схватил его заступницу за рукав платья и с силой швырнул на истоптанный множеством каблуков грязный пол. Чья–то подошва словно нечаянно наступила на длинные пальцы девушки, она громко вскрикнула, лицо ее покрылась белым налетом страха. В то же мгновение кавалер перенес тяжесть своего тела на выставленную вперед правую ногу и выбросил руку со шпагой в сторону обидчика девушки. Конец клинка проткнул камзол мужчины возле предплечья и выперся из его спины, уже измазанный кровью. Противник вытаращил глаза, громко рявкнул, прежде чем завалиться на стоящий рядом стол. А Буало уже потряхивал острием перед очередным нападавшим, принуждая того попятиться назад. Но беспомощный вид распластанной на полу девушки и товарищи, не думавшие отступать, видимо возбуждали в том звериные инстинкты, он попытался перхватить клинок, зажав его рукой посередине. Рядом готовился к броску вооруженный шпагой один из единомышленников. Кавалер резко опустил эфес вниз и дернул оружие на себя, едва не развалив ладонь противника на две половины. Тот взвыл от боли и упал под ноги друзьям, подворачивая руку под свое туловище.
Пока Буало перестраивался для нового приема, бывший военный наконец–то выскочил на свободное пространство и тут–же нанес колющий удар ему в бок. Кавалер едва успел отклониться вправо, и все равно почувствовал, как острие прошило насквозь жилетку вместе с рубашкой, вспоров заодно кожу на левом боку. Приткнув локоть к взорвавшемуся испариной телу, он намертво зажал чужой клинок под своей мышкой, одновременно делая шпагой отмашку перед собой. Узкое лезвие сверкнуло надо лбом противника, взрезая его надбровные дуги и цепляя воспаленно блестевшую поверхность глаза. Нападавший выпустил оружие, откинувшись назад, закрыл руками залитое кровью лицо, из его груди вырвался тоскливый вопль. Он так и остался стоять перед кавалером безоружным, подставляя грудь под новый удар. Но у того и в мыслях не было убивать обидчиков, Буало понимал, что в военном искусстве среди этого сброда в пропахшей дешевым вином, едой и потом харчевне ему равных нет. Оттолкнув от себя бывшего офицера республиканской гвардии, он потряс грозным оружием перед глазами последнего из набросившихся на него революционеров. Тот широко раззявил рот, заюлил зрачками и начал пятиться по направлению к выходу из заведения. Перед тем как броситься бежать, мужчина наконец–то подыскал нужные для оправдания слова.
— Месье, я не предлагал намять вам бока, это все Одилон, которого вы уложили на пол. Он у нас был заводилой во всем.
Последний противник скрылся в дверном проеме, не забыв захлопнуть за собой створки. Буало рукавом смахнул пот со лба, поморщившись, крепко прижал материю рубашки к ране, которая принялась здорово саднить. Затем повертел головой вокруг. В полутемном зале несколько десятков мужчин продолжали выяснять отношения, они были так увлечены, что ни один из драчунов, перемазанных своей и чужой кровью, не удосужился обратить внимание на эпизод в одном из углов харчевни. Впрочем, это уже не играло особой роли, спектакль тут–же закончился, не успев как следует разгореться.